Статья известного журналиста и президента ассоциации «Глобальная энергия» специально для «Интерфакса»

Сжигать или не сжигать? Мусор и мосты

Меньше месяца остаётся до первого серьёзного мероприятия, которое Мировой энергетический совет со штаб-квартирой в Лондоне (МИРЭС-WEC) проводит «в разгон» своего конгресса в Санкт-Петербурге 2022 года. Уже 17 июня состоится первая большая онлайн-конференция из цикла «Дорога к конгрессу». Тема – весьма актуальная: «COVID-19: Ускорение движение к лучшему энергетическому будущему». То есть, обсуждаться будет тема того, что будет происходить в мировой энергетике после пандемии. Автору этих строк, которого пригласили модерировать сессию, кажется, что он понимает всё. И не понимает ничего. Или, точнее, понимает, почему не понимает.

Своё участие в конференции подтвердили министр энергетики РФ Александр Новак, председатель правления «Росстетей» Павел Ливинский, а с главным докладом будет выступать генеральный секретарь и гендиректор МИРЭС Анджела Уилкинсон.

Естественно, содержание доклада неизвестно. Но обращает на себя внимание, что на днях там же, в Лондоне, вышла статья о том, как COVID-19 трансформирует работу Евросоюза директора Центра европейских реформ Чарльза Гранта. Несмотря на то, что Британия вышла из ЕС, Грант остаётся одним из самых информированных и тонких экспертов, и он выделяет следующие, на его взгляд, нежелательные для Европы тенденции: «деглобализация» (в частности, нарушение цепей поставок не только медоборудования, но даже и автокомпонентов), возвращение влияния национальных столиц (которые норовят противоречить Брюсселю), не только укрепление внешних границ Шенгена, но и возрождение контроля на границах между государствами-членами зоны (на фоне роста подозрительного отношения к иностранцам), а также рост противоречий внутри ЕС по линиям Север-Юг и Запад-Восток.

В последнем случае Грант обращает внимание на скромные результаты «зеленых» на выборах в Европарламент уже в 2019 году (то есть до всякой пандемии) в странах Восточной и Центральной Европы. И отмечает их «враждебность политике по модерированию изменений климата» в плане перехода с так называемых «коричневых» (то есть основанных на нефти и угле) на более зелёные.

Между тем, «под шумок» коронавируса в стране-лидере европейского Севера и Запада, в Германии, в эти дни продолжили осуществлять план по отказу не только от «коричневого»: рано утром 14 мая там взорвали две 152-метровые башни охлаждения закрытой АЭС в Филипсбурге. Из-за пандемии коронавируса власти заранее не сообщали о точном времени взрыва, чтобы не допустить скопления зрителей, но, как видим, не отказались от решения от мая 2011 года отключить семь старых атомных электростанций. К 2050 году в ФРГ собираются полностью отказаться от атомной энергии и перейти к возобновляемым источникам (ВИЭ). На угле там вообще поставили крест.

Однако, как же это контрастирует не только с Центральной и Восточной Европой (где за свой уголь бьются поляки), а также с Россией (где новостью этих дней стало назначение Степана Солженицина в руководители угольной компании СУЭК; то есть, в России развитие «коричневого» сектора продолжается)!

В свою очередь мы, в «Глобальной энергии», и сами не ожидали, в какую дискуссию выльется публикация в эти дни сначала нашей видео-беседы, а потом и отдельной статьи американца Тома Блиса. Президент международного think tank «Научный совет по глобальным инициативам» (The Science Council for Global Initiatives), свою статью он начинает попросту зубодробительно: «Печально известная немецкая концепция Energiewende, или «Энергетический поворот», продемонстрировала, что массивные национальные инвестиции не смогли обеспечить экологических выгод, ради которых она, якобы, затевалась».

Для полноты картины стоит объяснить, что альтернативой надежного энергоснабжения (особенно развивающегося мира) Блис предлагает серийное и массовое строительство плавучих атомных электростанций. В своего рода скобках заметим, что в отличие от такой станции «Ломоносов», которую «Росатом» недавно подогнал к Певеку, Блис предлагает вернуться к технологии жидкосолевого реактора (ЖСР, MSR), основанной на конструкции, построенной в Ок-Риджской национальной лаборатории в штате Теннесси еще в 1960-х. Естественно, только специалисты сразу могут понять все нюансы, связанные с качествами появившихся с тех пор новых сплавов, а также улавливают разницу между MSR и SMR (Small Module Reactor), о которых в комментарии к статье американца Блиса, по нашей просьбе, толкует ещё один англичанин, Тони Роулстон, лектор по атомной энергии (Кембриджский университет), директор Bracchium Ltd и директор по корпоративной трансформации Rolls-Royce plc.

Однако у Роулстона находим и такую, очевидную на его взгляд, фразу: «Соединённое Королевство вновь открыло для себя достоинства атомной энергетики».

А как же позиция Германии (пусть даже она с Британией больше и не входит в один союз)?!

Иными словами, готовясь к онлайн-конференции с коллегами из МИРЭС в Лондоне, есть, над чем задуматься – особенно на фоне того, что одновременно в той же Британии, в таких разных газетах, как «Файненшл таймс» и «Гардиан», вышли статьи о том, что коронавирус является хорошим поводом всё-таки провести ревизию энергетического хозяйства и начать ускоренный переход на возобновляемые источники. Любопытно, что после этого схожий комментарий вышел и в китайской «Чайна дейли».

На первый взгляд, о чём говорить? Ещё в прошлом месяце президент ИМЭМО академик Александр Дынкин констатировал, а председатель Международного комитета премии «Глобальная энергия», Нобелевский лауреат Рае Квон Чунг (Южная Корея) переживал, что новые низкие цены на нефть станут препятствием для развития альтернативной энергетики. С тех пор цены на нефть поднялись, но не настолько, чтобы говорить об экономически эффективной модели для столь любезной Европе солнечной или ветряной энергетики.

Больше того, на этой неделе московская газета «Коммерсант» выяснила, что «инвесторы в ВИЭ массово рассылают письма о форс-мажоре из-за пандемии». И это – не прошло и считанных дней, как новая солнечная электростанция была открыта в Адыгее, а из Ульяновска осуществлены поставки лопастей для ветряков в Дании. Но, вот, уже по данным «Коммерсанта», «Энел Россия» сообщила о проблемах на ветряных электростанциях в Ростовской и Мурманской областях, а «Фонд развития ветроэнергетики (ФРВ, СП «Фортума» и «Роснано») направил письма о форс-мажоре на ВЭС в Калмыкии» и т.п.

При этом, в отличие от ЕС, в России таким компаниям не приходится рассчитывать на массированные субсидии; если публикации в «Файненшл таймс», «Гардиан» и «Чайна дейли» выглядят как «разминка» перед распределением обещанных властями ЕС и КНР антикризисных пакетов, то статья в «Коммерсанте» — скорее, та самая констатация.

Тем удивительнее на этом фоне объявление в эти же дни о том, что корпорация «Ростех», «Росатом» и ВЭБ РФ сообщили о заключении соглашения о сотрудничестве по строительству в России 25 мусоросжигающих электростанций (МТЭС) в России. Общая стоимость проекта оценивается в 600 миллиардов рублей, предполагаемый объем участия ВЭБ — около 200 миллиардов рублей.

С одной стороны, проблема, за решение которой берутся эти игроки, очевидна: в России ежегодно мусорные свалки увеличиваются примерно на 400 тысяч гектаров, а общая их площадь уже превысила 4 миллиона гектаров (что сопоставимо с территорией Московской области или Дании). Каждый год Россия генерирует порядка 7 миллиардов тонн отходов (данные за 2018 год), а около 70 миллионов тонн из них – просто-напросто закапываются. Причем это те отходы, которые могли бы пойти в переработку.

Больше того, одним из безусловных оптимистов является член МК «Глобальной энергии», управляющий директор Asia Renewables в Сингапуре Уильям Бьюн. В беседе с автором этих строк он прямо заявил: «Я считаю стабилизирующим фактором то, что муниципальный сектор всегда производит крупные объемы отходов. Это происходит 24 часа в сутки, что бы ни случилось. И всегда есть спрос на утилизацию этих отходов… Таким образом, сектор переработки отходов в энергию находится в гораздо более стабильном положении, чем другие секторы возобновляемой энергии».

В свою очередь лауреат премии «Глобальная энергия», академик РАН Сергей Алексеенко из Новосибирска обращает внимание на общемировую тенденцию Waste-to-Energy, то есть «Энергия из отходов». По его словам, доля термической переработки в Дании достигает 55%, в Норвегии – 54%, в Швеции – 50%, в Германии – 35%. При этом в той же Дании за счет отходов генерируется почти 6% электроэнергии. В Японии, одной из лидирующих стран, 69% твердых коммунальных отходов сжигается с получением энергии в количестве 6,6 ТВт·ч при установленной мощности 1,5 ГВт. Академик продолжает: «А в России только на трех предприятиях, расположенных в Москве, ТКО могут сжигаться с выработкой электроэнергии при общей установленной электрической мощности всего лишь 26,6 МВт. Соответственно захоронению в развитых странах подлежат только обработанные (нейтральные) отходы, причем, с минимизацией их количества в пределе до нуля (Швейцария – 0%, Германия, Швеция, Дания – по 1%). В России же доля полигонов составляет 95%, лишь 5 % ТКО идет на переработку с небольшой долей сжигания».

Вот и Международное Энергетическое Агентство называет энергетическую утилизацию отходов с контролируемым высокотемпературным сжиганием и технологией контроля над загрязнением окружающей среды лучшей альтернативой полигонам ТКО.

Проблема, однако, заключается в том, что тот же Уильям Бьюн признаёт: сейчас выработка энергии из отходов намного дороже иных способов ее получения (гидро- и солнечной энергии, ветра, угля, нефти, газа и т.д.). Отчасти это происходит потому, что технология все еще не достигла того порога, когда она получает широкую адаптацию для экономии за счет роста масштабов производства. «Я бы сказал… вдвое дороже, скажем, ветра и намного дороже, чем солнечная энергия просто потому, что солнечная энергия достигла точки, где она перешагнула порог, и ее цена сильно упала… В сравнении же с традиционными источниками — намного дороже».

Напоследок вернёмся к тому, что в своей статье о новых вызовах для ЕС писал Чарльз Грант из Центра европейских реформ в Лондоне. Сам он пишет: «Экономические последствия коронавируса, похоже, укрепят оппозицию политике, расположенной к тематике противодействия изменению климата. Многие избиратели, чей уровень жизни падает, не захотят поддержать радикальные меры, призванные снизить изменения климата». А ещё Грант цитирует французского экономиста Жана Писани-Ферри, который отмечает: «Более бедные граждане скорее не захотят нести расходы по замене устарелых «коричневых» технологий на более зелёные, так как это ещё больше разрушит старые рабочие места и оставит их с ещё меньшим доступными средствами для краткосрочного потребления».

Отсюда – два главных философских вопроса, которые, если удастся, я также собираюсь поднять на предстоящей онлайн-конференции с МИРЭС. Вопрос философско-экономический: может быть, хватит быть заложниками лозунгов и девизов, а пора возобновить спокойный разговор об энергобалансе, который после пандемии будет решать в том числе вопрос сохранения рабочих мест? И вопрос философско-этический: кто должен взять на себя расходы по компенсации, конечно же, более высокой цены электричества с дорогих, но, согласимся, симпатичных станций по сжиганию того же мусора?

Как бы ещё только объяснить англичанам, почему в России бумажкой автомобильные номера на парковках прикрывают владельцы самых дорогих машин?