Константин Лашкевич: «Всё списали на пресловутых «чёрных лесорубов» и стали гоняться за призраками»

«Чёрные лесорубы» – это словосочетание у всех на слуху, пожалуй, каждый слышал, что в России вопрос незаконных рубок стоит остро. Об обнаружении неофициальных делян, задержании нелегальных лесовозов пишут в газетах и рассказывают по телевидению. Но есть экспертное мнение о том, что «черные лесорубы»  — это не тот фактор, который нужно рассматривать, как самое главное и большое зло для лесных территорий России. Есть беды пострашнее… Корреспондент НИА «Экология» побеседовал с генеральным директором крупнейшего лесопромышленного холдинга Дальнего Востока RFP Group Константином Лашкевичем.

— Константин Вячеславович, мы постоянно слышим и читаем про многочисленные незаконные рубки. Ощущение, что в России это еще одна беда, наравне с дураками и плохими дорогами…

— Скажу вразрез с общественным мнением: рубка леса – это благо, она нужна и приносит пользу экологии. У меня у самого до того, как я попал в отрасль, это вызывало изумление и непонимание. Потом я погрузился в тему, узнал, как живёт и устроен лес, и понял: лес приносит максимальную пользу экологии только тогда, когда активно растет. Когда он переходит в стадию, так сказать, спелости, зрелости, начинаются проблемы. Если растущие деревья дают кислород, то взрослые подвержены засыханию, гниению, болезням, жучку. И когда они заболевают, вместо создания кислорода они начинают его потреблять. И главное — такой лес подвержен пожарам.

— Но загорается же лес не сам по себе? Руководитель противопожарного отдела «Гринпис» Григорий Куксин, например, заявил, что большинство лесных пожаров происходит из-за вырубок. Да и по информации МЧС, лес горит, в основном, из-за деятельности человека.

— Конечно, человеческий фактор есть! В первую очередь — безответственность людей при обращении с огнем. Даже брошенная кем-то бутылка или осколок стекла может сыграть роль линзы, создав источник пожара. Главными природными факторами пожаров являются: сухие грозы, возгорание торфяников, аномальная жара, которые усиливаются с изменением климата. В спелых лесах, территория которых не опутана сетью лесных дорог, не контролируется лесхозами или арендаторами, одним словом, не имеет хозяина, риск распространения пожаров и невозможности их локализовать существенно выше. На подведомственной территории, где есть рядом люди и техника, начавшийся пожар зачастую удается потушить своими силами ещё до приезда пожарных. Одним словом, большая часть проблем сосредоточена в труднопроходимых лесах, куда не может проехать техника, где нет постоянного контроля человека, и где есть спелый лес, который начинает высыхать.

— Но лес, как известно, — саморегулирующаяся экосистема…

— Да. Природа все предусмотрела — если спелый лес не прореживается человеком, он прореживает себя сам. Просто эти циклы измеряются столетиями и не заметны людям — наш век короток. Поэтому рубка в соответствии с лесным законодательством – это благо для леса, уход за ним. Я бы это понимание закладывал детям ещё в школах. У нас в стране бытует ошибочное мнение, что лес активно истребляется, вывозится из страны. На самом деле, это наше богатство, возобновляемый ресурс. А вся главная проблема как раз из-за отсутствия рубок, и компетентных в этом вопросе арендаторов, что выливается в бесконтрольные пожары на огромных бесхозных территориях. Из-за этого лес погибает, забирая кислород и создавая дополнительный углерод. Мы производим рубку леса со знанием дела, после этого лес естественным образом восстанавливается, а бурный рост молодняка даёт нужный планете кислород. А после пожара лес растет очень долго, подрост погибает, требуется специальная подсадка лесоматериалов на огромных территориях. А это зачастую просто никто не готов на себя взять. Поэтому лесные территории с каждым годом уменьшаются.

— И всё-таки, Константин Вячеславович, проблемы криминальных рубок леса существует?

— Да, они есть. Но это — не массовое явление в сравнении с пожарами и в доле общих легальных рубок. По моей оценке, гораздо меньше 1%. С этим надо бороться, закон равен для всех. Но это не самая большая проблема отрасли, а ее раздувание очень негативно сказывается на имидже всей нашей отрасли. Почему я уверен в том, что масштаб проблемы мягко приукрашен? Надо отдать должное, у нас в России неплохо работает мониторинг, система охраны. Если, например, я попытаюсь зайти рубить за границу выделенной мне деляны, я понесу огромные санкции вплоть до расторжения договора аренды, административной и даже уголовной ответственности. Поэтому незаконная рубка у нас существует на уровне частных лиц, у которых есть пила, трактор, кое-какое оборудование. Они по-быстрому рубят несколько деревьев и увозят. В основном это случается в твердолиственных лесах, где растут деревья ценной породы. С хвойными такое происходит реже — экономики нет, только если где-то поблизости работает какая-нибудь серая лесопилка, часто китайская, которая готова купить за наличку любую древесину легально или нелегально заготовленную.

— Такую незаконную деятельность как-то удаётся пресекать? Нарушители несут заслуженное наказание?

— Вынужден констатировать, что здесь имеет место массовое попустительство. В отдалённых регионах много лесопилок, они работают без документов, без проекта, все об этом знают, но ничего не делается. Китайцы щедро платят местным жителям, все друг друга прикрывают. Мы подаём сигналы, но реакции на них нет. Ну, либо что-то где-то, может, решается, но мы результата не видим. А нужны серьёзные санкции. По-хорошему — целая спецоперация. Здесь, конечно, есть и социальный момент. Китайская лесопилка дает хоть какие-то деньги. Может ли этот человек, живущий в глуши, заработать как-то ещё? То есть я – за наведение порядка, но так, чтобы наши соотечественники, живущие на лесных территориях, имели возможность зарабатывать и обеспечивать семьи, не вставая на путь криминала.

— Разговоров о «чёрных лесорубах» в СМИ так много, что речь, по-видимому, идёт о массовом явлении. И потом ведь есть различные доклады, статистика…

— Смотря, что понимать под «чёрными лесорубами». Вообще о массовости явления стали говорить, когда какие-то статисты сделали, на их взгляд, «правильные расчеты». Есть же статистика: сколько леса выделили под рубку, сколько срубили, сколько переработали, сколько продали на экспорт. Неверный подсчёт баланса без учёта особенностей потерь объёмов при распиловке (а это 50% уходит в отходы), без учёта разницы оценки объемов — с корой или без коры, и тому подобного, дает неверные цифры. И кто-то с высокой трибуны доложил о громадных расхождениях, не являясь специалистом в отрасли, а будучи только математиком с большим воображением. Всё это списали на пресловутых «чёрных лесорубов» и стали гоняться за призраками.

— Вы хотите сказать, что незаконного оборота древесины в тех масштабах, о которых мы привыкли слышать, по сути дела, нет?

— Проблема есть, но она в другом. Повторюсь, сильнее всего лес страдает от природных пожаров. Это — настоящая катастрофа. И она происходит из-за того, что за лесом сейчас очень плохо ухаживают. В лесу некому работать, никто не хочет ехать туда, где нет условий. Как было в Советском Союзе? То же самое, никто не хотел в глушь, и освоение лесных ресурсов начинали с использования труда заключённых. Потом уже зародилась система советских лесных колхозов, леспромхозов. Но эта система деградировала вместе с развалом СССР. И чтобы сейчас осваивать лес, а это тяжёлый труд, даже с учётом современной механизации и цифровизации, чтобы ехали специалисты, им нужно создавать достойные условия. А у нас, в основном, создают запреты и ограничения. Вот, например, я рад бы был, чтобы древесина оставалась у нас в стране, а не отправлялась за рубеж. Но для этого нужны десятилетия развития лесопереработки, рынки сбыта, инвесторы. Отрасль чрезвычайно капиталоёмкая и очень долго окупаемая. Поэтому нужно начинать не с запрета на экспорт, а с создания условий инвесторам и строительства своих мощностей. Наша компания построила мощности, но даже мы не весь лес научились перерабатывать, низкосортную древесину мы экспортировали. А тут полное ограничение — и делайте, что хотите. Экономику отдали в жертву политике. Сейчас в лесной отрасли Дальнего Востока сложилась ситуация выживания, и развиваться многим приходится скорее из-под палки, чем с глубоким экономическим прицелом в будущее. Хорошо у нас есть инвесторы, способные финансировать проекты и открывать нам зарубежные рынки, а у большинства и их нет.

— Можно ли надеяться, что в обозримом будущем появятся какие-то позитивные изменения и описанная Вами ситуация начнет меняться? Сейчас для этого уже что-то делается?

— У нас не принято критиковать… Фокус в сторону лесного хозяйства на верхах действительно появился — и у первого лица, и у ключевого в этом вопросе вице-премьера — Виктории Абрамченко. И делается, действительно, многое. Желание быстрых результатов понятно. Однако отрасль, в которой от посадки дерева до его спелости проходит 50-100 лет, нужна реальная практическая стратегия развития. Чисто административным менеджментом решить вопросы пожаров, лесовосстановления, интенсивного лесопользования, глубокой переработки, цифровизации, инвестиционной привлекательности отрасли невозможно. И фокус нужен в первую очередь на человека в лесу и на его дело. Сейчас бизнес душат «регуляторкой» – контролем, административными запретами, заставляют делать то и это. А надо создавать ему условия, поддерживать… Кто сейчас рвётся жить и работать в лесных захолустьях? У людей нет мотивов сюда ехать, это не престижно. А где будут учиться их дети? Кто повезёт семью туда, где нет качественной связи с внешним миром? Людям нужно обеспечить жильё, хотя бы субсидированную ипотеку, интернет… А пока всего этого нет, поэтому и работают в основном гастарбайтеры.

— Константин Вячеславович, на Ваш взгляд, нам есть на кого ориентироваться в этом вопросе? Или у нас может работать какой-то уникальный механизм приведения всего этого в то состояние, которого бы всем нам хотелось? Вот сейчас в России действуют разного уровня проекты по восстановлению леса, например… 

— Наша система лесовоспроизводства — ещё одно больное место. Всем известно, сколько в огромной России лесов. А знаете, кто занимает первое место в мире по экспорту хвойной древесины? Крошечная Новая Зеландия! На втором месте — Германия. Если экспортировать круглый лес плохо, надо все перерабатывать, почему такие развитые страны это делают? Потому что там деньги считают, и этим вопросом занимаются системно, там есть стратегия, которая реализуется с прошлого века. Мы, с нашей скоростью роста древесины, опоздали минимум на 100 лет. Наша страна могла себе позволить экстенсивное освоение лесов за счёт огромных территорий. Но это сыграло и злую шутку. Селекция, плантационное выращивание, генная инженерия деревьев и много чего ещё – мы в этом, повторюсь, сильно отстали. А вот по цифровизации — впереди планеты всей. А что важнее? Здоровый растущий ухоженный лес или цифровой контроль и погоня за пресловутыми «чёрными лесорубами»? Самое необходимое для развития отрасли — это создание условий для развития интенсивного лесопользования хотя бы на 3-5% лесных территорий России. Это было бы отличным вкладом в будущее. Да, эффект будет через 50-100 лет, а если тянуть дальше – то никогда. А «чёрные лесорубы» – это, конечно, кричащая тема, но она — не причина, а следствие отсутствия альтернативных экономических условий для жизни людей на лесных территориях и постоянно растущих запретов для ведения непрерывного и легального бизнеса по освоению возобновляемых лесных ресурсов.

Мария Постникова / nia.eco